preloader
20.04.2022

«Очень много сюрреализма стало в нашей повседневной жизни»: Евгений Митта о работе над «МЛК в комиксах»


«Наковальня» продолжает серию мини-интервью с участниками проекта «Мифогенная Любовь Каст в комиксах» . Евгений Митта — художник и создатель первой частной галереи в Москве, режиссер документального кино — в том числе и про Павла Пепперштейна. Для проекта Митта нарисовал главу «Смоленск».

В своих живописных сериях девяностых годов вы используете язык монтажа, вводя «окошечки» и подписи, то есть смешиваете языки различных визуальных медиа. Получается, форма комикса была близка уже тогда?

Во всяком случае, разделять на составные части произведение мне было близко. До сих пор в какой-то степени близко. Я это называл политемпоральной картиной, то есть в картине присутствуют различные слои, каждый отдельный в своем временном континууме. Различные события таким образом могут выстраиваться в общий нарратив при помощи названия или какой-то идеи. В принципе, это близко к тому, как мы сегодня смотрим на вещи через экран компьютера, интерфейс которого выстроен разными картинками и текстами, существующими рядом.

Сегодня для нас это стало привычной формой. В конце 80-х, начале 90-х это еще не было такой, можно сказать, повседневной реальностью. Этот язык существовал, допустим, в полиграфии в какой-то степени, но всё равно это не было так тотально распространено, как сегодня.

Ты уже тогда в своих картинах, как я думаю, популяризировал язык комикса на территории современного искусства. Подобные практики, связанные с направлением поп-арт, разрабатывали приемы манипуляции языками массовой культуры. Но в комиксе по «МЛК» ты полностью отдаешься жанру, скорее восхищаешься им, чем деконструируешь. Это настоящий комикс. Мне очень понравился стиль — экспрессивная и футуристическая графика, профессионально точный монтаж планов, которые демонстрируют в том числе и твою глубокую осведомленность и любовь к жанру.

Да, в этом проекте просто стояли другие задачи. Я все-таки следовал за текстом Паши и Сережи. Я его минимизировал, сократил, выбрал какие-то основные сцены, которые мне показались наиболее интересными для рисования. На самом деле, там должно было быть больше листов, я планировал шире развернуть сюжет, с более подробными переходами. Но переходы я cделать не успел и в результате остались такие, наиболее интересные в плане экшена, с моей точки зрения, и наиболее конфликтные эпизоды. Вообще, в этом эпизоде про Смоленск я выбрал сцены наиболее привлекательные для рисования. В этой главе довольно компактно есть то, что интересно рисовать. Для комикса важно, чтобы была динамика, чтобы был конфликт. В то же время там есть очень сложные по описанию вещи — такие моменты, которые как раз предполагают остановку и статику, образы, которые аккумулируют много деталей, подробностей и так далее. Они интересны как визуальные скульптуры. Правда, для комикса эти образы как раз затруднительны, потому что они останавливают действие и вполне самодостаточны. Скорее они хороши для картины.

Вы сейчас перечитывали весь роман целиком или только главу «Смоленск»?

Я его, так скажем, переглядел, перепробежал. Не стал подробно перечитывать по эпизодам, но освежил в памяти. Конечно, в контексте того, что сейчас происходит, все иначе воспринимается... Когда мы читали «Мифогенку» в 90-х, тогда была такая база, то есть контекст из фильмов, которые уже стали к тому моменту классикой, литературных произведений, которые тоже воспринимались как такая советская архаика из ушедшей жизни. В общем, не предполагалось такого активного воскрешения. И вдруг очень много сюрреализма стало в нашей повседневной жизни. Он обрёл такое второе пришествие. Психоделика такая, которая разлита прямо в воздухе. Короче, сложные ощущения.
Я закончил комикс до событий ... Ну как-то сейчас я смотрю уже иначе. Просто знаешь, когда ты рядом ощущаешь дыхание агрессии и всего такого реально военного, немного не по себе делается на этом фоне от фантастического, нарядного и игривого мира «Мифогенки». Это такой мета-миф, и в название это вынесено, это — миф, сказка, фантазия. Для таких вещей характерна дистанцированность, отдалённость от событий, что собственно и было с ВОВ и романом. В общем, осталась у меня сейчас некоторая неуверенность в уместности всего этого в настоящий момент. Есть такое ощущение. Потому что я понимаю, что люди совершенно по-разному могут к этому относиться.

Вы не так давно сняли целый сериал про Павла Пепперштейна. Вероятно, все это не совсем случайно сходится в одном периоде — связанные с «МЛК» выставки, фильм?

Конечно, это связано. Фильм готов, он скоро выйдет на платформе Non-fiction, которая показывает документальные фильмы. У фильма две версии: есть версия сериала, где 10 коротких серий по 12-15 минут, это будет на платформе. А на «Артдокфесте» будет показан часовой фильм. Мы с Пашей этот фильм снимали в течение пяти лет. Я всё это делал на свои силы, а в конце, на стадии постпродакшена нам очень помог фонд Смирнова-Сорокина.

Беседовал Артём Тёмный.

Поделиться: